Почти двадцать лет Марта Латам занималась ловлей животных в девственных лесах Латинской Америки. И хотя среди ее трофеев не числились ни ягуары, ни пумы, ни анаконды, а лишь безобидные обезьяны, грызуны и пресмыкающиеся, авторитет миссис Латам среди коллег, таких же, как и она, профессиональных ловцов зверей, был весьма высок. Неутомимая исследовательница считалась непревзойденным знатоком животного мира Колумбии, которую исходила от болотистой тихоокеанской низменности Чоко, где льют проливные дожди и количество осадков достигает в год 10 метров, до высокогорных безлесных парамос с их свирепыми снежными бурями.

Тем не менее, когда Марта Латам объявила о своем намерении заняться поисками легендарной «ломбрис» — «земляной змеи», которая якобы обитает в парамос Западной Кордильеры и никогда не выходит на поверхность, это было воспринято как чудачество. Ранее, основываясь на легендах индейцев чоло, она уже пыталась — увы, безуспешно — найти «сапо де лома» — гигантскую «горную жабу». Самым же досадным и непонятным, по признаниям самой Марты Латам, было то, что чоло абсолютно точно указывали, где встречается это земноводное-эндемик: в верховьях реки Тадосито, и подробно описывали его образ жизни. Величиной «сапо де лома», утверждали индейцы, с большое сомбреро и очень-очень сильная. Она прыгает так высоко, что ловит птиц на лету и питается в основном ими. Поэтому-то «горная жаба» охотится только днем, когда есть добыча, а ночью спит. И все-таки, несмотря на, казалось бы, бесспорные свидетельства существования «сапо де лома», Марте Латам не удалось обнаружить ее, хотя она и потратила на поиски несколько лет.

Что же касается ломбрис, то дело представлялось вообще безнадежным. Единственным источником сведений о «земляной змее» были туманные рассказы о том, что когда-то, в доколумбову эпоху, индейцы украшали ее изображениями свои гончарные изделия. Поэтому Марта Латам решила начать поиски таинственного пресмыкающегося с... Национального банка в Боготе, а точнее, с созданного им Музея золота. Среди 13 тысяч его экспонатов, помимо всевозможных изделий из драгоценного металла, было немало предметов старины и уникальных археологических находок. Может быть, на них-то и отыщутся какие-нибудь следы таинственной ломбрис?

Однако куратор музея доктор Баррига сразу же разочаровал зоолога: ничего похожего на «земляную змею» ни на одном из экспонатов ему не встречалось. Но зато он припомнил, что легенды о ней ему приходилось слышать в районе города Попаян, причем ломбрис выглядела в них отнюдь не мифическим, а вполне реальным существом. И хотя это еще ничего не доказывало — о «горной жабе» рассказывали с куда большими подробностями! — Марта Латам решила предпринять экспедицию в южную часть Западной Кордильеры. Неделю за неделей пробиралась она по крутым горным дорогам и тропинкам от одной индейской деревни к другой. И каждый ее первый вопрос: «Ай ломбрисес эн эсос лугарес?» — «Есть ли в ваших местах земляные змеи, выползающие из нор после дождя?» — встречал лишь недоумевающие взгляды.

Первый проблеск надежды появился, когда Марта Латам добралась до деревни Доначуи, кучки обмазанных глиной хижин у самой границы парамос, недалеко от спрятавшейся в облаках вершины вулкана Пурасе. После обмена обязательными приветствиями староста деревни Аполинар Торрес потребовал от путешественницы уплатить сто песо за разрешение подняться к «священным снегам спящего великана». Иначе он разгневается, и тогда жди беды.

— Но я вовсе не собираюсь взбираться на Пурасе, — возразила Латам. — Я ищу «земляных змей».

— Ломбрисес? — Торрес был явно обескуражен.

Но, видимо, в нем скрывался прирожденный бизнесмен, ибо он тут же нашел способ заставить раскошелиться невесть откуда взявшуюся сумасбродку-гринго.

— В таком случае вы должны заплатить сто пятьдесят песо. Гора-великан покровительствует ломбрисес и ни за что не позволит беспокоить их по пустякам. Конечно, если сеньора специально приехала из своей далекой страны, чтобы лицезреть «священных» и отвратить подстерегающие ее напасти, их божественный покровитель не откажет в этом.

Староста явно импровизировал, приписывая вулкану Пурасе столь меркантильное поведение. Однако Марта Латам была готова выложить и тысячу песо, лишь бы напасть на след загадочного существа. К счастью, предприимчивого Торреса вполне устроили и сто пятьдесят песо, кстати, лишний раз убедившие его в том, что все гринго тронутые, а карманы у них набиты деньгами, он тут же рассказал, как добраться до финки некоего Лузельвы, который наверняка даст ей возможность посмотреть на ломбрисес.

Финка Лузельвы, до которой Марте Латам с проводником из Доначуи пришлось карабкаться по каменистым кручам почти весь следующий день, оказалась небольшой фермой на холмистом плато между двумя быстрыми горными речками. Кроме самого Лузельвы и его многочисленного семейства, там жили еще несколько индейцев-батраков с женами и детьми. Издалека увидев поднимавшихся по склону путников, все население финки собралось у края плато и в немом изумлении рассматривало необычную гостью.

Едва переведя дыхание, Марта Латам с замиранием сердца задала свой традиционный вопрос:

— Ай ломбрисес эн эсос лугарес?

— Си, сеньора,- не задумываясь, обыденным тоном, хотя и с легкой ноткой удивления, ответил стоявший впереди всех хозяин финки Лузельва.

Его короткое «Да» прозвучало для миссис Латам божественной музыкой. Несмотря на то, что она едва не падала с ног от усталости, Марта Латам попросила немедленно отвести ее к тому месту, где обитают ломбрисес.

— Зачем, сеньора? — не понял ее нетерпения Лузельва. — У них же нет ног. Никуда не убегут. Пойдем завтра. Сейчас нужно отдыхать.

«До утра я почти не сомкнула глаз. Едва рассвело, как разбудила гостеприимного хозяина и предложила ему сто песо, если он сейчас же, еще до завтрака, отведет меня посмотреть на «земляную змею», — рассказывала Марта Латам. — Думаю, что не столько обещание вознаграждения, сколько желание доставить приятное гостье, заставило сеньора Лузельву отправиться со мной по холодной росистой траве к глинистому берегу реки. Сопровождала нас вся ребятня, жившая в финке. Растянувшись цепочкой, мы медленно двигались по скользкому склону, внимательно глядя под ноги. Наконец одна из девочек заметила небольшое темное отверстие в почве.

Теперь в дело вступил сам Лузельва, принявшийся быстро раскапывать землю мачете. И вот — я даже не поверила своим глазам! — в образовавшейся канавке показалось что-то похожее на конец толстого шланга. Один из мальчишек немедленно крепко ухватился за него, а Лузельва продолжал осторожно копать дальше. Пять... десять... тридцать сантиметров, а извивающийся «шланг» все не кончался. И лишь когда Лузельва продвинулся почти на метр, он отбросил мачете, обеими руками обхватил тело пресмыкающегося и сильным рывком выдернул его из земли.

Признаться, вид этого пятифутового темно-сине-зеленого блестящего существа, конвульсивно извивающегося в воздухе, невольно заставил меня отступить назад. Конечно, я знала, что змей, ведущих подземный образ жизни, не может существовать в природе: для представителей отряда пресмыкающихся там просто нет необходимой пищи. И поэтому ломбрисес должны относиться к червеобразным, а следовательно, не представляют опасности для человека. Но то, что я увидела, превзошло самые смелые мои предположения. Да, это был червь, но какой! Толщиной в целых два дюйма, причем поразительно большие сегменты его тела непрерывно сжимались и растягивались наподобие мехов аккордеона. Вид у ломбрис, видимо, был отвратительный, но мне он показался прекрасным. Ведь само существование их подвергалось сомнению!»

В ходе этой и последующих экспедиций Марта Латам установила, что гигантский земляной червь обитает лишь в одном ограниченном районе колумбийских парамос в глинистых склонах на высоте от 13 до 14 тысяч футов. Тело у него очень сильное и так крепко цепляется за почву, что, если просто тянуть за один конец, оно рвется. Поэтому, чтобы добыть ломбрис, нужно обязательно раскопать нору. К сожалению, Марте Латам не удалось доставить ни одного из этих эндемиков в США живым: после поимки они быстро погибали, и через несколько часов их толстое пятифутовое тело превращалось в сгусток зловонной слизи. Однако, помещенные в банки с формалином, ломбрисес стали сенсационным объектом научных исследований для зоологов, а самой миссис Латам снискали среди коллег заслуженную славу.

Впрочем, экспедиция за «земляной змеей» имела для нее еще одно неожиданное последствие. По возвращении на свою базу в Кондото, крошечный городишко, затерявшийся в болотистых джунглях тихоокеанской низменности Чоко, Марта Латам приобрела у индейцев 50 лягушек кокоа и отправила их в Национальный институт здравоохранения США. В отличие от легендарной ломбрис эти крошечные земноводные размером в полтора дюйма и весом всего в один грамм были известны зоологам еще с середины прошлого столетия и числились в научной классификации под названием Phyllobates latinasus. Индейцы чоло утверждали, что кокоа очень ядовиты, и даже простое прикосновение к ним влечет за собой неминуемую смерть.

Через несколько дней в Кондото на ее имя пришла срочная телеграмма от доктора Уиткопа из Национального института здравоохранения. Из нее явствовало, что посланные Мартой Латам лягушки были первыми экземплярами кокоа, попавшими в руки ученых за пределами Колумбии. Правда, при доставке уцелело лишь семь особей, из которых шесть умерло на следующий день в институте. Последняя из полусотни, писал доктор Уиткоп, хотя и находилась в плачевном состоянии, успела потрясти научный мир. По предварительным данным, выделяемый ее кожей яд в десять раз сильнее яда японской собаки-рыбы Spheroides, до последнего времени считавшегося самым смертоносным веществом на свете. По своему действию он сходен с кураре, вызывает паралич дыхательных мышц, а затем неизбежную смерть. Для дальнейших исследований институту требовалось как можно больше яда кокоа, названного батрахотоксином — «лягушачьим ядом». Добыть его и поручалось миссис Латам.

На первый взгляд задача казалась не такой уж трудной, ибо, по словам индейцев, в болотах, окружающих верховья реки Сан-Хуан и ее притоков, мини-лягушки водились в изобилии. Но яд выделяла кожа лишь живых кокоа, а перевозку в США они вынести не могли. Значит, предстояло найти способ получать его непосредственно на месте и затем отправлять в институт. Как это сделать — неизвестно. Ученые, исследовавшие батрахотоксин, смогли лишь установить, что он легко растворяется в спирте, не теряя своих свойств.

Для начала Марта Латам решила расспросить индейцев чоло, как они изготавливают свои отравленные стрелы. Оказалось, что все делается очень просто. «Ядовитый пот», по их словам, выступает у лягушки, когда она сердится, испугана или если ей сделать больно. Поэтому индейцы насаживают кокоа на палку, подносят к огню и трут кончики стрел о ее спину. Яда одной лягушки хватает на пятьдесят стрел, причем они остаются смертоносными целых пятнадцать лет. После этих объяснений вывод напрашивался сам собой: снять кусочки кожи со спины кокоа и тут же опустить их в спирт, чтобы растворить в нем образовавшийся в это время батрахотоксин.

Теперь предстояло позаботиться о добыче. Куимико, постоянный проводник Марты Латам в ее походах по болотистым дебрям Чоко, предложил перебраться в деревню Плайя-де-Оро в верховьях реки Сан-Хуан, где, по его словам, «маленьких чертей была тьма-тьмущая».

«За годы знакомства с Куимико я привыкла доверять опыту и суждениям моего неизменного спутника, — пишет Марта Латам, — и поэтому согласилась с его предложением. Когда мы добрались до деревни — что само по себе было целым приключением, ибо плыли на не внушающем доверия плоту по бурной реке, где то и дело встречались мели и перекаты, да еще под сильнейшим ливнем, — на берегу нас встречало все ее население от мала до велика. Каким-то непостижимым образом до индейцев уже дошла весть, что я приехала за кокоа, и теперь они все жаждали предложить свои услуги. С помощью Куимико я быстро договорилась о таксе за каждую пойманную лягушку.

Несмотря на уговоры Куимико, советовавшего как следует отдохнуть после утомительного плавания на плоту, я все же отправилась с индейцами в лес. Мне было интересно посмотреть, как они ловят этих смертоносных крошек, которые самим своим видом — две ярко-золотистых полосы на черной спине — словно предупреждали: держитесь от нас подальше.

Я шла вслед за Куимико по узенькой тропинке, петлявшей между кустов и деревьев по поросшей травой болотистой почве. Когда заросли немного поредели, мой проводник остановился, присел на корточки и принялся тоненько посвистывать, слегка ударяя пальцем по щеке: «Щьи... щьи... щьи... щьи...» Потом замолк, прислушался и опять засвистел. После четвертой «трели» откуда-то — мое цивилизованное ухо даже приблизительно не смогло определить направление — послышалось ответное «щьи... щьи... щьи...». Но Куимико сумел это сделать, ибо в то же мгновение прыгнул в сторону, словно настоящая гигантская лягушка, и, подняв фонтан грязи, приземлился на четвереньки посреди редкой травы в добрых двух ярдах от тропинки. Одним молниеносным движением он сорвал лист с ближайшего куста, свернул его кулечком, что-то зачерпнул им в грязи и уже завязывал верхний конец стебельком травы. Начало было положено. Не прошло и получаса, как у меня в сумке набралось уже три десятка таких же кулечков с кокоа. В этой необычной охоте больше всего меня поразило то, как безошибочно определяют индейцы не только направление, откуда раздается посвистывание лягушек, но и расстояние до них. Если добыча находится слишком далеко, чтобы сразу схватить ее, ловец осторожно приближается к кокоа и только после этого совершает внезапный прыжок».

Вскоре Марта Латам убедилась, что Куимико не преувеличивал, когда говорил о «лягушачьем царстве» возле Плайя-де-Оро: их несли десятками с утра до вечера, и миссис Латам приходилось целыми днями сидеть со скальпелем и пинцетом, готовя спиртовой раствор яда. Однообразная, утомительная работа постепенно притупляла осторожность. И вот однажды к вечеру, «сама не знаю, каким образом, я чуть-чуть оцарапала скальпелем палец, — рассказывает Марта Латам. — Машинально я сунула палец в рот, чтобы высосать ранку, и тут же ощутила во рту металлический вкус. Горло перехватила спазма, со лба по лицу заструился холодный пот. «Противоядия нет. Все кончено», — подумала я. Судорожно хватая ртом воздух, легла на стоявший рядом топчан. «Ты можешь дышать, ты можешь дышать», — непрерывно повторяю про себя. Как только горло сдавливала очередная спазма, я из последних сил заставляла себя сделать глоток томатного сока — единственной жидкости, оказавшейся под рукой. Словно в тумане видела в дверях хижины столпившихся индейцев в промокших под ливнем пончо, которые принесли свою дневную добычу. Не знаю, сколько прошло времени, прежде чем утихли спазмы и сознание вернулось ко мне. Каким-то чудом, а скорее всего потому, что успела высосать ранку, пока яд не проник в кровь, я осталась жива».

За время экспедиции Марта Латам обработала 2400 лягушек кокоа. Из спиртового раствора их яда в лаборатории Национального института здравоохранения было получено 30 миллиграммов кристаллического батрахотоксина, которых достаточно, чтобы убить 3 миллиона мышей. Но ученым он нужен, конечно же, совершенно для иных целей. «Пока еще слишком рано делать окончательные выводы, нужны дополнительные скрупулезные исследования. Но есть надежда, — заявил руководитель работ с батрахотоксином доктор Уиткоп, — что в микроскопических дозах яд кокоа послужит основой для разработки новых лекарств, регулирующих сердечную деятельность». Его оптимизм разделяет и Марта Латам, считающая, что смертоносная мини реабилитирует себя.