Поздно ночью (или рано утром) видим внизу огни города и еще через полчаса мы - в Армении, одном из самых интересных колумбийских городов.

Армения была основана на месте одного из имений, хозяевами которого были, видимо, армяне из Армении европейской. Но название это утвердилось окончательно несколько позднее, когда миру стало известно о геноциде армян в Турции, и жители Армении колумбийской решили выразить таким образом свою солидарность. Этот город – кофейная столица страны и второй туристический центр после знаменитого карибского курорта Картахена. По уровню жизни Армения и вся провинция Киндио – самая благополучная часть страны. Но больше известна Армения не этим. В 13:19 25 января 1999 г. здесь случилось землетрясение силой в 6,2 баллов. За основным, самым сильным, последовали последующие толчки, многократно усилившие разрушительный эффект первого. 60% зданий города было разрушено. 200 000 человек остались без крова. По официальной статистике, во время землетрясения погибло 1230 человек и 3900 пропали без вести. Еще около тысячи стали жертвами разгула мародерства и бандитизма в первые дни хаоса, когда большая часть населения Армении жила на улице. Поскольку спасательные и ритуальные службы были совершенно не подготовлены к трагедии такого масштаба, большинство погибших были похоронены без опознания в братских могилах, а часть так и осталась под завалами. Произойди это землетрясение ночью, число жертв было бы страшно представить. Сегодняшняя Армения - самый современный, чистый и новый из колумбийских городов. Весь исторический центр города отстроен заново и напоминает мне один из микрорайонов, из тех что строились в Союзе в 70-е и начале 80-х. Но главное мое впечатление другое – глаза и брови армян колумбийских оказываются невероятно похожим на брови и глаза армян армянских.

Поселившись в два часа ночи в довольно дорогом и неуютном во всех отношениях отеле, следуем совету портье и заказываем пару гамбургеров из соседнего заведения. Никогда раньше я не представлял, что гамбургеры могут быть такими большими и вкусными. Вива Армения!

В первую половину следующего дня едем в соседний с Арменией поселок Саленто. Дорога на Саленто знаменита тем, что на ней время от времени любил приземляться один из местных наркотрафикантов, а расположенные на живописных склонах мансьоны (особняки) его друзей и родственников были около десяти лет назад экспроприированы правительством, но так и остались брошенными. Никто почему-то не решался с тех пор ни купить, ни арендовать их.

Может быть, не совсем всё, что мне рассказывают, правда, но слушать интересно. Оказывается, что один из медельинских друзей Генри по духовной линии – бывший личный певец Пабло Эскобара, и если мы привезем сюда российских туристов – обязательно надо будет познакомить. Генри подумывает о том, как за счет туризма в Колумбию можно будет финансировать деятельность его фонда по налаживанию мирного процесса. Трудно сказать, насколько он осознает, что в сравнении с силами, стоящими сегодня за правительством и сделавшими войну образом жизни, Пабло Эскобар это почти что мать Тереза из Калькутты.

Саленто – маленький, чистый и уютный туристический городок, с точки зрения истории – старший брат Армении. Здесь красиво и скучно. Можно пройтись по пешеходной зоне центра, где наклонный рельеф, колониальные фонари и свежевыкрашенные в разные цвета дома напоминают немного буэнос-айресский квартал Ла-Бока и немного чилийский Вальпараисо, только все намного меньше и упорядоченнее. Можно подняться на фуникулере и фотографировать открывающийся оттуда пейзаж долины с рекой и сосновыми лесами, если, конечно, не думать, что подобные фотографии выходят обычно плоскими и не передают даже ничтожной часто того масштаба и простора, который хотелось бы передать. В восходящих потоках воздуха внизу под нами летает пара орлов. Туристы возле нас покупают сувениры, пьют кофе и щелкают фотоаппаратами... картина возможная чуть ли не в любой предгорной точке Латинской Америки, от центра Мексики до середины Чили.



Спустившись в город, долго беседуем с Хайро – молодым пастором, который еще лет шесть назад был мелким трафикантом, а сейчас совмещает церковную жизнь с работой туристическим гидом, «потому что Господь благословил меня способностью к языкам». Хайро говорит, что в последние месяцы ему все чаще снится Россия и что, наверное, это знак того, что ему необходимо выполнить там какую-то важную миссию, и сейчас он ищет преподавателя и учебники, чтобы серьезно заняться русским языком. У Хайро нет почти никакого формального образования, но университеты выживания уличных детства и юности сделали его интереснейшим собеседником. В ходе разговора о происходящем в стране и регионе он представляет историю в лицах, блестяще пародируя ведущих политиков, Буша и партизанских командиров. Генри потом расскажет мне, что в здешних евангелистских кругах Хайро известен как «пастор-клоун», благодаря его способности и привычке смеяться над собой и жизнью. «Два моих главных занятия – молиться и дурачиться», - признается он.

Мы возвращаемся в Армению, Генри осуществляет свои угрозы, и я впервые попадаю в евангелистскую церковь, где нас уже ждут. Генри представляет меня присутствующим как «брата, которого Господь пока не благословил верой, но который признает возможность существования Высшего существа», т.е. как заблудшую, но не совсем потерянную овцу. Потом он добавляет, что «Бог свел нас, чтобы выполнить миссию по приближению мира в Колумбии, и цель предстоящей поездки – увидеть и рассказать миру правду о происходящем, потому что Господь наделил моего украинского брата даром писания репортажей». Потом начинается поучительная беседа о семье, которая открывается вопросом Генри к присутствующим: «Какое слово самое сладкое?»... В этот момент мой грешный, почти отчаявшийся и ищущий спасения взгляд встречается с другим взглядом, и эти глаза меня больше не отпускают. Всё в мире становится на свои места, я готов добровольно и в одностороннем порядке приблизиться к Богу, бормотание братьями-евангелистами сладких слов превращается в классическую арию, моя душа становится сердцем, а стены церквушки - ребрами с целью защиты ее от внешних влияний. Наши взгляды выстраивают мост из четырех стихий, отражая реку под, облака над и всеобщую неуместность, невозможность и неизбежность этой волны, подкатившей к горлу. В ходе намеченных мероприятий мы немного общаемся, но это так, для виду. За нас общаются наши глаза. Они знают, что должны проститься, но мы не давали им на это никаких полномочий. Прощание совпадает со знакомством, и я узнаю, что имя хозяйки глаз – Ленин. Покинув пределы храма, уже от Генри я узнаю, что все это время я сидел возле мужа Ленина, и что будь этот бедный муж просто ленинцем, а не христианином-евангелистом... И мне ничего не оставалось, как поблагодарить нашего Господа за еще одно чудесное спасение, поспорить о «самом сладком из слов», которое все-таки, наверное, не «отец» и послушно сесть в машину...

Так, раненный взглядом и благословленный армянским приходом, трагикомически-торжественно попрощавшимся с нами, я покидаю этот славный кофейный город.