Толима – это один из 32 департаментов Колумбии, расположенный в долине главной реки страны – Магдалены. Большая часть этих холмистых мест покрыта тропическими лесами, а на возделываемых землях выращивают рис, хлопок, кофе, какао и сахарный тростник. Главный город Толимы – Ибаге, куда мы едем, это музыкальная столица Колумбии; здесь находится лучшая консерватория страны и производятся знаменитые типле. Типле – самый репрезентативный инструмент колумбийского фольклора, он похож на гитару, но меньше ее, и в нем четыре тройных струны, настроенных по интервалам: кварта – большая терция – кварта.

Но если есть что-то в Толиме влекущее не меньше, а может быть даже больше, чем звуки типле – это чудо, именуемое лечона. По мере приближения к Ибаге, это магическое слово повторяется всё чаще в виде надписей на проносящихся мимо придорожных ресторанах. Иногда лечоны оказываются не только надписями, но и самими собой – выставленными напоказ и во искушение проезжему румяными молочными поросятами, с хрустящей - только что из печи – темно-бронзовой шкурой и начинкой из мяса, гороха, риса, перца с луком и массы таинственных толимских пряностей.

В настоящей деревенской кухне лечону подают на банановом листе с тростниковой водкой – агуардьенте, и с наступлением темноты церемония щедро приправляется множеством историй о духах, душах и колдунах, которые в изобилии водятся в этих магических местах.



Что касается колумбийской кухни вообще – думаю, что после никем не превзойденного искусства кулинаров Перу и безумной фантазии вкусов, цветов и запахов Мексики, колумбийский стол вполне заслуживает третьего места в Латинской Америке.



К обеду, одолеваемые свинскими мыслями о лечоне приезжаем в город, созваниваемся со ждущим нас другом Лусианы и договариваемся о встрече на вечер. В предстоящем разговоре меня интересует несколько моментов, но в первую очередь это взгляд бывшего партизана, хорошо и не понаслышке знающего историю своей страны, на ее сегодняшний момент.

Этот человек, - назовем его его собственным бывшим партизанскими именем – Артуро – директор одного из ведущих отделов Общества Красного Креста департамента Толимы. Его работа – спасать жизни, и с опытом его прошлой истории мало кто в Ибаге умеет это делать лучше, чем он. Сегодня воскресенье, но для его работы это не имеет ни малейшего значения.

В остающееся до вечера время встречаемся с одним из подобранных когда-то Лусианой на улице юных хулиганов, от которого отказывалась семья и школа. Сейчас он работает и учится на факультете кинорежиссуры. На своей машине он возит нас по Ибаге и окрестностям, рассказывая свою версию истории своего города. Мы заезжаем в нищие районы, где живут семьи изгнанных со своей земли крестьян.

Пытаюсь фотографировать эту жизнь из машины (выходить опасно), но не могу справиться с чувством неловкости, когда незнакомые мне люди по ту сторону реальности ловят взгляд объектива и чувствуют себя объектом странного фотосафари из машины. Они не знают причин нашего вторжения в их гетто и совершенно беззащитны перед нашим небезразличием, наверняка выглядящим со стороны как обыкновенное туристическое любопытство.

Возвращаемся в центр и пьем кофе на террасе второго этажа одного из длинных колониальных домов, стоящего вдоль центральной пешеходной улице. Сегодня воскресенье и как в любом городе любой страны мира, люди выходят на семейную прогулку. Достаю фотоаппарат и начинаю заниматься воплощением этой навязчивой идеи, которая не отвяжется от меня до конца поездки. Пытаюсь сделать то, что про себя называю «человеческий портрет Колумбии».

Есть в здешних лицах нечто, что заставляет меня вновь и вновь щелкать затвором. Или это просто подогретая тропиками и стимулируемая кофеином игра воображения? В этой стране идет война? Эта страна реальна или это я ее себе такую придумал?





За полчаса до встречи звоним Артуро и его телефон отключен. В течение последующих четырех часов занимаемся тем же и результат тот же. Он знал, что мы приехали из Боготы только для этой встречи и она была согласована заранее. Около 12 ночи начинаем объезжать на такси представительства Красного Креста, которых в городе оказывается несколько. Бдительные коллеги Артуро нас не знают, поэтому никакой информации, кроме той, что его нет на работе, пролучить не удается. Логично... уже почти час ночи.

Ищем отель, где переночевать, а потом какое-нибудь еще открытое заведение, чтобы уже не столь важно что, но съесть. В провинциальных городках Латинской Америки, если это не богемная Аргентина, найти где перекусить в ночь с воскресенья на понедельник, практически невозможно. Но поскольку для нас невозможное возможно мы в конце концов попадаем в квартал терпимости – единственное вечно живое место города – и под понимающие взгляды трудящихся квартала восстанавливаем ослабевший энергетический баланс и вместе с ним – надежду найти Артуро.

И мечты, как известно, всегда сбываются. Когда мы на следующий заканчивали обедать, у нее звонит мобильник. Очень плохо слышно. Артуро приветствует нас из джунглей и говорит, что при благополучном стечении обстоятельств он сможет спуститься с гор и добраться до Ибаге часа через четыре. Обстоятельства складываются так, что еще через шесть часов он звонит опять, чтобы сказать, что уже подъезжает к Ибаге и через полчаса мы можем встретиться у него в офисе.

Оказывается, вчера днем из-за дождей в горах под Ибаге был оползень. В каком-то дальнем горном хуторе рухнул дом крестьян, несколько человек оказались под обломками, и среди них слепая 90-летняя старуха и ее 13-летний внук. Из-за отсутствия коммуникаций, чтобы добраться до места событий необходимо было 6 часов подниматься под проливным дождем тропами сельвы, потом разребать вручную обломки дома, а потом на импровизированных носилках вчетвером тем же путем выносить слепую бабушку и внука с двумя открытыми переломами и поврежденным позвоночником.

Раньше жизнью Артуро было его участие в Движении М-19, которому он отдавался единственным возможным для него способом – до конца. После поражения военного и политического проекта М-19, его жизнью стала работа в Красном Кресте. Для решения обыденных ЧП, связанных в основном с несчастьями в труднодоступных горных районах провинции, партизанский опыт Артуро оказался просто незаменим, и он – один из основных региональных директоров не может не участивовать лично в каждой из спасательных операций. Есть у него одна фраза, на все случаи жизни: «Есть только один способ что-либо делать. Делать это хорошо.» Разумеется, это приносит ему массу неприятностей и проблем в работе. Но я не знаю человека более неспособного совершать сделки с собственной совестью, чем Артуро. Хотя наверное его собственная совесть уже давно не только его, потому что я знаю, что в ней живы его погибшие товарищи из М-19...

Наконец мы встречаемся на входе во двор, ведущий в его офис. Артуро – маленький, очень худой, чем-то похож на горного зверька. Он в униформе колумбийского Красного креста, по пояс в грязи, больше суток он не ел, не спал и не носил сухой одежды. У него лицо счастливого человека, который знает зачем живет. Во дворе его офиса – машина с перечеркнутым автоматом и собака, которая счастлива не меньше, чем хозяин. Мы сидим в маленькой беспорядочной комнате, которя является его кабинетом. Он сигареты курит одну за другой и мы нащупываем темы для начала разговора. Я привез ему чилийский сувенир – книгу вдовы Виктора Хары Джоан с ее автографом для него, потому что знаю что он любит песни Хары. Он не замечает ее или для него это сейчас не важно.



Мне трудно привыкнуть говорить на «вы». Артуро говорит мне, что я могу обращаться к нему, как мне проще, он просто привык говорить «ты» только ближайшим родственникам и нескольким самым близким друзьям. Во многих местах колумбийской провинции это норма.

Эта сумбурная беседа не имеет и не может иметь временных или концептуальных рамок. «– Думать в этой стране – преступление», - говорит Артуро. В ходе разговора он дает несколько практических рекомендаций по поводу моих предстоящих прогулок. Рассказывет о своей работе, которая строится не на гипотетическом «благодаря», на обычном «вопреки». Говорит о неизбежности трагедии соседнего городка Кахамарка, который в ближайшие месяцы или годы обязательно накроет оползень, такой же, как когда-то в Армении, но власти безразличны к предупреждениям специалистов. О том, как во время захвата партизанами из ФАРКа селений Толимы, они привыкли добивать раненых солдат и полицейских (впрочем, точно так же как и армия или парамилитарес раненых партизан) и когда ты, как Красный Крест вывозишь из зоны боя раненых, патрули одних или других тебя останавливают и требуют выдать им истекающих кровью людей, угрожая тебе и твоему персоналу и тогда приходится становиться между дулом автомата и задней дверью «скорой помощи»... О том, что эта война давно потеряла всякий смысл и никто из ее участников даже не делает вида, что соблюдает какой-то минимум военной этики... и что нет для нее более точного определения, чем братоубийство.