Один знакомый Лусианы приглашает нас посетить свой уголок реальности. Он – пастор небольшого «народного храма» одного из самых проблемных районов столицы, известной как Сьюдад-Боливар. Латиноамериканская «трущоба», образ, известный нашим старшим поколениям по «Генералам песчаных карьеров», а самым юным - по фильму «Город солнца», в каждой из стран называется по-разному, в Бразилии это «фавела», в Чили – «побласьон-кальямпа», в Аргентине – «вилья-мисерия», но отражает всегда одну и ту же реальность. Непревзойденную пособность периферийного капитализма превращать в изгои и отбросы «развития» миллионы человеческих существ, ненужных и «нерентабельных» с точки зрения развития «рыночной экономики».



Сьюдад-Боливар, расположенный на холмах юго-западной окраины Боготы это крупнейший из бедных районов страны. По территории он занимает примерно одну четвертую часть города и живет здесь почти миллион человек. Из них около 80% находятся за чертой бедности, из которых 30% в состоянии полной нищеты. Сьюдад-Боливар возник в 40-е годы в результате самозахвата земли крестьянами, бежавшими от войны в столицу. Сегодня, 60 лет спустя, около половины его населения – снова беженцы, число которых в последние годы растет уже почти в геометрической прогрессии. Это столица преступности и насилия. В сутки здесь в среднем совершается 4 убийства, которые никем никогда не расследуются, жертвы и палачи – в основном молодые люди, часто подростки. Присутствующие здесь группы «парамилитарес» являются реальной властью на этой «свободной» от полиции и какого-либо закона территории, по собственному усмотрению вводят и отменяют в различный районах комендантский час, контролируют торговлю наркотиками и оружием и «чистят» зону от «коммунистов» и «партизан». Но затрагивать эти темы вслух вне черты Сьюдада-Боливара – показатель дурного тона.

Зато вся Богота знает, что знаменитая певица Шакира за счет своих гонораров строит здесь, на горе, вторую школу, где смогут бесплатно учиться те, кому в этот раз повезет. Разумеется, если родители не заставят их работать, что чаще всего бывает, но это уже вопросы не к ней. Спасибо сердобольной и политкорректной Шакире.

Для того, чтобы попасть сюда и вернуться, как здесь говорят, «без новостей», необходимо сопровождение местными жителями. Единственный вид транспорта – старенький маленький автобус, наверное, ровесник первых поселений на этих холмах, называемый в Колумбии «бусета», что легко запомнить, потому что это омоним нехорошего слова в Бразилии.



Нам немного не везет, мы попадаем под дождь, наша бусета несколько раз застревает на крутом глиняном подъеме, асфальта здесь нет и не предвидится, отовсюду текут мутные струи, время от времени смывающие дома и их обитателей. Наконец доплываем до нужного поворота, отклеиваем Лусиану от сидения, на котором только что кто-то вез неизвестный нам, но очень качественный химический продукт, и неуклюже по лужам добираемся до «храма».

«Храм» - это дом одного из сопровождающих, где в «гостиной» проходят встречи и духовные мероприятия, а бытовая часть жизни с женой и тремя детьми протекает на остальной половине территории. Этот дом больше похож на подсобное помещение складского типа, он продуваем ветрами и заливаем водой, но на фоне большинства соседских он выглядит заметно «выше среднего уровня»

Поскольку мы совершенно промокли и собираемся замерзнуть, нас угощают «агуа де панела» - («водой из панелы») – самым колумбийским изо всех колумбийских напитков. Панела – это сгущенный путем кипячения сок сахарного тростника, который продается в виде небольших коричневатых брикетов. А «панельная вода» - это кипяток, в котором растворяется кусочек такого брикета, иногда с лимонным соком, и говорят, это одно из лучших народных средств для предупреждения простуд. В нашем случае, по крайней мере, это оказалось вполне эффективно.

Что я здесь делаю? Я – единственный иностранец в жизни этих людей, насильно изгнанных собственными соотечественниками из той Колумбии, которую принято показывать гостям. Этих людей удерживают в человеческом состоянии две вещи – Библия и надежда, что является в этом случае единым целым. Я почти всё время молчу; нет в моем репертуаре тем на христианские сюжеты и я чувствую, что перед неуклюжестью моих слов или чувств, этот мир хрупок, как никакой другой, в нем нет никакой защиты, кроме веры. Эта вера - не бегство, не анестезия от боли, а единственное надежное лекарство, когда все остальные рецепты исчерпаны. Я знаю, насколько все эти люди выше и сильнее меня и сколькому от них следовало бы научиться. Они не дискутируют часами и годами по поводу теорий и целесообразности того или иного пути. Они просто действуют, как будто от этого зависит судьба их детей и человечества, и наверное, это на самом деле так. Они за свой счет издают и распространяют в этом аду христианские бюллетени, и я не сомневаюсь, что первыми апостолами, первыми книгопечатниками и создателями первых марксистских кружков в Европе позапрошлого века, владели те же самые чувства.



В уголке дома к стене приклеен вырезанный в виде сердца листок дешевой цветной бумаги. На нем написано: «Ты прекрасна». Это здесь, где быть не только бедным, не только с момента рождения быть лишенным доступа к медицине и образованию, но и быть женщиной, похоже на тройное проклятие.



Делаю несколько фотографий, на которых дети, дети, дождь, провода, лужи, снова дети, смотрящие из окон, прячущиеся от объектива, Александра, котрой 6 лет, но из-за хронического недоедания кажется, что ей три. Мамы, приносящие дочерям по очереди одни и те же большие сандалии, чтобы они не были босыми хотя бы на фотографии.

Следующая встреча была в противоположном конце Боготы, торговом центре, где нас ждали давно живущий в Колумбии русский, являющийся представителем одной крупной российской фирмы и его колумбийская жена. Если честно, я не особо искал этой встречи, просто мне сказали, что он сказал, чтобы мне сказали, что нам обязательно нужно встретиться. В результате вышел примерно следующий вольный диалог:

- Ну и как она, жизнь в Колумбии?
- Лучше, гораздо лучше, намного лучше, чем раньше. Значительно безопаснее. Есть очень красивые места, пляжи и курорты. Вы куда поедете?

- Ммм... эээ... мммм... Хотелось бы посмотреть разные места... эээ... ммм...
- Как будете путешествовать?

- На автобусах.
- Не советуем. Очень неудобно. Лучше возьмите машину.

- А мы водить не умеем.
- Тогда возьмите машину с шофером. Здесь можно недорого найти...

- А как вообще жизнь в Колумбии?
- Лучше, чем несколько лет назад. Это правительство навело порядок. Похищений стало меньше. Порядку больше... Смотря куда вы хотите поехать...

- Ну например, в Чоко.
- В Чокооооооо?

- В Чоко, а что?
- А что там делать? Ни дорог нормальных, ни хороших отелей... Одни негры... Хотя я конечно не расист.

- А вы были в Чоко?
- Нет. А зачем? Здесь столько красивых мест... А потом куда?

- А потом я хочу в Венесуэлу.
- В Венесуэлу? Там сейчас вообще ужас.

- Ужас? Почему?
- С этим Чавесом... Раньше была нормальная страна, а теперь, как Советский Союз. Если у тебя там есть два или три дома, второй и третий отберут и отдадут бедным. Государство во всё вмешивается. Там все бездельники и не хотят работать. И сервис никакой. Не дождешься, пока обслужат. В общем, как Советский Союз.

Если вы понимаете испанский, поищите в www.youtube.com видеоматериалы, снятые компанией независимых документалистов Contravia. Я не видел ничего лучшего (в смысле честного и беспощадного) на темы колумбийской трагедии, чем их репортажи. Контравиа – это обратное движение поезда по рельсам и в этом случае мужественный и серьезный анализ действительности вопреки и наперекор формируемому послушными власти СМИ «общественному мнению».



Мы встретились с директором «Конравии» Хольманом Моррисом и его братом Пабло у них в офисе в элегантном районе Боготы. Я вез на встречу с ними бутылку любимого чилийского вина, массу вопросов и главное – слова восхищения, которые трудно подобрать.

И самый большой и непроизносимый изо всех этих вопросов: - Ребята, каким чудом вы до сих пор живы?

С первого взгляда – по именам, лицам и манерам очевидно, что Моррисы – выходцы из «белых», элитных слоев колумбийского общества. Говоря о внешней атрибутике в них нет ничего от «народа», понимая под которым, как это принято в Латинской Америке, средние и нижние пласты социальной пирамиды.

Смыслом их жизни, вместе с небольшой группой родственников и друзей, стало разоблачение лжи и несправедливости, прявящих их родиной. Исполнение долга каждого порядочного журналиста... казалось бы, что в этом особенного... К сожалению, думаю, что не только в Колумбии, но и в мире таких журналистов единицы. Огромное большинство или продается или ищет работу не по специальности. Я уверен, что если бы таких журналистов было хотя бы в два раза больше, мир стал бы совершенно другим.

Богота – город достаточно холодный для Колумбии и я часто вижу на улицах мотоциклистов в шерстяных масках. Интересно, привык ли Хольман не замечать их? Говорят, тарифы киллеров в самых «экономных» местах страны начинаются примерно с 25 долларов. На похоронные венки, которые время от времени оставляют в дверях квартиры «партизана» и «врага Колумбии» Хольмана, наверняка потрачено уже намного больше. Несколько раз ему приходилось с семьей выезжать из страны, но он всегда возращался.

Пару лет назад Швейцарское национальное телевидение сняло о нем документальный фильм «Нежелательный свидетель». До августа 2008 года их программы транслировались по одному-единственному колумбийскому телеканалу в самое позднее «нерейтинговое» время. Теперь и это прекратилось. Средний колумбиец не знает об их работе, потому что очень важно, чтобы он никогда о ней не узнал.

В конце беседы мы договаривемся о более подробной встрече когда он будет посвободнее, планируем день и время, но эта встреча не состоится, потому что за два часа до этого колумбийская армия освободит Ингрид Бетанкур с группой заложников и для страны это станет главным событием жаркого лета 2008 года.



Проходя мимо одного кафе в туристической зоне, замечаю в витрине пакетик с жареными муравьями к пиву. Устоять перед такой экзотикой невозможно и хотя я не знаю, сколько пива необходимо мне выпить, чтобы смочь закусить этим деликатесом, не сфотографировать это нельзя. Выбираю за прилавком пакетик с более целыми насекомыми и слыщу за спиной русскую речь: « - А что это он покупает?», и на том же языке отвечаю, что он покупаю моё любимое блюдо из муравьев. До двух женщин туристического вида, собравшихся традиционно, в смысле по-нашему, общнуться, и уже перестроивших свою программу восприятия реальности на непонимание здешних наречий, смысл моих слов не доходит. И одна говорит другой: «- Странно, иногда они говорят что-то очень похожее на русский». Приходится протянуть ей пакетик и повторить по слогам: « - Му-ра-вьи!!!». Потом следует короткая, но интенсивная немая сцена, потом меня пытаются допросить на тему, где я так хорошо выучил русский язык. Потом широким русским жестом скупаются все наличные муравьи и мы празднуем встречу соотечественников вокруг бутылки виски, которую эти сеньоры целый день носили по Боготе и не знали, где бы её...

Это две подруги юности; одна живет в Москве, а другая уже давно – в Штатах и местом встречи была выбрана Колумбия. Лусиана мучительно, но с мужеством, достойным уважения, пытается вписаться в ритм возлияний. Сеньоры уже провели неделю на пляжах Картахены и только что приехали в Боготу за впечатлениями и изумрудами. Колумбия им очень нравится, особенно гостеприимство людей и экзотическая красота женщин. В ответ на вопросы к нам о стране и жизни в оной, пытаемся говорить о войне, землях без людей, людях без земли, о несправедливости, терроре и прочем, чего с пляжей Картахены не видно и о чем с туристами говорить не положено.

Москвичка искренне удивлена, поворот разговора оказывается для нее неожиданным, она задает интересные вопросы. Американка перебивает разговор словами о том, что это не нашего ума дело и везде сейчас трудно. Беседа дальше не клеится. Появляется очередной бездомный и просит денег купить поесть и Лусиана в очередной раз покупает ему что-то наподобие комплексного ужина и он ест все это при нас и за нашим столом. Американка спрашивает, из очень ли богатой семьи моя подруга. Я пытаюсь объяснить ей, что моя подруга не совсем нормальная, что работает она на добровольной работе и без зарплаты, а на совсем небольшие деньги зарабатываемые за счет разных нерегулярных проектов, она живет и подкармливает тех, кто голоден. И что у нее нет ни машины, ни загородного дома, ни собственной квартиры, ни карточки Виза. Американка говорит, что этот здоровый лоб сам должен идти работать и что мы ничего ему не должны. Совершенно очевидно, что ужин за одним столом с бомжом не входил в ее планы. Москвичка ничего не говорит, но прекрасно видно, что внутри ее что-то происходит.

И всё это вовсе не к тому, что американские буржуи все плохие, а загадочная русская душа всегда готова принять на себя всю боль мира. Просто так случилось, и мне очень жаль, что не удалось продолжить разговор с москвичкой, которая может быть впервые испытывала нетуристический интерес к Латинской Америке.



В самом центре Боготы, на площади Боливара, есть огромное здание, от которого веет холодом и тяжестью. Вдоль массивных ступеней разгуливают голуби, в тени массивных порталов задремало несколько уличных собак. На заградительных щитах поверх надписи: «Сенат республики. Служба безопасности» невидимой рукой начертано «М-19 продолжает сопротивление. Мы победим». Это Дворец Правосудия. Он стал известен миру утром 6 ноября 1985 года, когда в группа из 28 партизан Движения М-19 захватила его, взяв в заложники находившихся там членов Верховного суда. Целью акции было привлечь внимание страны и мира к тому, что правительство не выполняет достигнутые год назад договоренности о прекращении огня.



В ответ на это армия предприняла штурм с использованием танков и огнемётов, через 28 часов боя с сопротивлением было покончено. Дворец оказался практически полностью сожжен внутри. По официальной версии в бою погибли все паритизаны, 11 солдат, 43 гражданских, из которых – 11 судей и еще 11 гражданских из персонала дворца «пропали без вести». В результате последующих независимых расследований выяснилось, что большинство гражданских погибли от огня военных, уничтожавших всё, что находилось во дворце, «пропавших без вести» военные вывели живыми из дворца и после зверских пыток они были казнены, а тела 10 из 11 до сих пор не найдены. Спецслужбы через продажную прессу распустили слух, что захват дворца партизанами организовал и финансировал величайший наркоторговец всех времен и народов Пабло Эскобар...



Но история эта началась намного раньше. Партизанское движение М-19 возникло как раекция на фальсификацию результата президентских выборов 1970 года. Это произошло 19 апреля, отсюда и название – Движение 19 апреля – el Movimiento 19 de abril – сокращенно М-19. Это была первая и единственная в истории страны партизанская организация, не марксистско-ленинского или маоистского характера, как другие, а открытая для достаточно разных идей и искавшая свою идейную опору не в СССР, на Кубе или в Китае, а в персонажах и событиях собственной, колумбийской истории. Около 80% ее участников были католиками, и целью ее существования был не приход к власти с целью постоения социализма, а создание в стране реальной демократической системы, где были бы реально представлены все слои населения и соблюдались бы основные человеческие права.

Особое внимание уделялось символическим пропагандистским акциям – самым известным из них стало похищение из музея шпаги главного героя за независимость и единство стран Латинской Америки – Симона Боливара. В руках М-19 эта шпага «возвращалась в бой» за идеалы Освободителя и была возвращена народу Колумбии в 1990 году в день открытия Национальной Конституционной Ассамблеи.

Для разъяснения целей своей борьбы движение время от времени захватывало типографии крупнейших газет и публиковало огромными тиражами свои документы.

В феврале 1976 года партизаны похитили главного профсоюзного босса страны – президента Конфедерации Профсоюзов Колумбии Хосе Ракеля Меркадо. Ему были предъявлены обвинения в предательстве интересов трудящихся страны. В ходе допросов он признал, что работал на американцев и получал от них большие суммы денег. М-19 выпустило брошюру тиражем в 500 тыс экземпляров с представлением доказательств предательства Меркадо. Потом движение организовало широкую дикуссию в рабочей и профсоюзной среде по поводу того, как с ним поступить дальше. Люди писали на стенах «да» или «нет» по поводу казни Меркадо. Я познакомился с человеком, который дружил с тем, кто 19 апреля привел приговор в исполнение. «Это был врач. Меркадо был убит выстрелом в сердце. Почти не было крови.»

Привожу этот случай не потому что никогда не соглашусь со смертной казнью. М-19 были не ангелами и нередко совершали ошибки, которые многие назовут преступлениями. Более того, думаю, что партизанское руководство знало, чем рискует, когда шло на этот шаг. Но если кто-то действительно хочет попытаться разобраться почему, он должен учесть, что все эти десятилетия против рабочего движения Колумбии идет настоящая, безо всяких преувеличений, война, с сотнями погибших активистов каждый год. Хосе Ракель Меркадо был предателем и кто сможет ответить скольких жизней стоило его предательство, и сколько жизней можно было спасти на украденные им у своих товарищей деньги? Поэтому в целом страна поддержала или по крайней мере не осудила этот приговор.

В течение 20 лет своего существования, партизаны из М-19 провели сотни блестящих военных операций против превосходящих сил противника, взяли под контроль сотни населенных пунктов и пользовались большими симпатиями и поддержкой среди населения. Все очевидцы и участники этих событий совпадают в том, что партизаны всегда были очень уважительны по отношению к гражданским и строго соблюдали военную этику - пленные и раненных солдаты и офицеры противника всегда получали медицинскую помощь, достойное обращение и потом их обычно передавали Красному Кресту.

Силой оружия М-19 пыталось навязать различным правительствам мирные переговоры, главным условием которых было установление минимальных основ социальной справедливости и демократии в Колумбии. Это была единственная организация, отваживавшаяся похищать родственников крупнейших наркодельцов с требованием выкупа, который направлялся обычно на удовлетворение нужд самых бедных групп населения.

В апреле 1983 года в самом начале попыток диалога с правительством, происходиших в Панаме, по пути из Колумбию в Панаму а авиакатастрофе гибнет легендарный командир движения Хайме Батеман. Маленький частный самолет, пилотируемый сенатором от Консервативной партии навсегда исчезает в небе над панамской сельвой. Метеорологические условия полета были идеальны. Многмесячные поиски не дали никаких результатов. Только в начале 90-х индейцы принесли в одно из отдаленных селений найденные в сельве полуистлевшие военные ботинки с костями фаланг пальцев и анализ ДНК подвердил, что это останки Батемана. Случайность? Неслучайность?

В 1984 году, впервые в истории вооруженных повстанческих движений Латинской Америки, М-19 начало мирные переговоры с правительством и была достигнута договоренность о прекращении огня. Вся Колумбия была свидетелем того, как усилиями олигархии и армейских кругов этот процесс был сорван. Несколько месяцев несмотря на постоянные военные провокации и убийства наемными киллерами безоружных партизанских командиров, М-19 сохраняло взятые на себя обязательства.

Самая известная страница этой истории – бои под местечком Ярумалес, в долине реки Каука в нескольких километрах от городка Коринто. В горах Ярумалеса находился партизанский лагерь, где пребывал военный руководитель движения и будущий кандидат в президенты страны Карлос Писарро и с ним около 200 человек, в большинстве своем – плохо вооруженная и необстреляная молодежь. Этот лагерь занимал около 1500 м в длину и 400 в ширину. Уже больше полугода действовало соглашение о прекращении огня и делегация партизан в столице вела трудные переговоры об условиях разоружения М-19 и преврашения его в легальную политическую организацию. Внезапно лагерь в Ярумалесе был окружен 4 000 солдат армейского спецназа, и при поддержке вертолетов и тяжелой артиллерии начался штурм. Бои шли круглосуточно и продолжались 26 дней. В конце концов из-за давления различных общественных организаций и независимой прессы армия была вынуждена прекратить огонь и открыть коридор для выхода партизан.

Не знаю, каким образом, и кому это пришло в голову первым, но в эти трагические дни и ночи, гимном защитников Ярумалеса стала песня кубинского барда Сильвио Родригеса, которую можно услышать здесь и в которой поется о том, что «Никто не сможет умереть, особенно сейчас...». Привожу эту маленькую частную деталь, потому что когда сегодня я думаю об этой истории и слушаю эту песню, она переворачивает мне душу.

Захват Дворца Правосудия был, несомненно, крупнейшей военной и политической ошибкой М-19. Партизаны расчитывали, что подписавшее с ними ряд соглашений правительство, обязательно пойдет на переговоры и в процессе такой эффектной акции удастся собрать достаточно свидетелей и заставить армейскую верхушку соблюдать договор о прекращении огня. Реальность оказалась совершенно иной. Армейская разведка знала о готовящемся штурме дворца, и облегчила его захват, фактически убрав охрану в день нападения. Дворец Правосудия был превращен в ловушку. Несмотря на то, что высокопоставленные судьи – заложники звонили в находящийся в двух кварталах оттуда президентский дворец, пытаясь связаться с президентом и умоляя о прекращении огня, их никто не услышал. Армейское руководство фактически отстранила президента от возможности принимать решения и превратила штурм Дворца Правосудия в месть М-19 за все военные поражения и унижения последних лет. Во дворце погибли лучшие военные кадры партизан. Пленных был решено не брать. Заодно вызвав побольше жертв среди заложников и не оставив живых свидетелей было очень удобно обвинить в бойне М-19, подорвав его моральный авторитет.

В последующие годы, несмотря на то, что движение сохранило основную политическую и военную структуру, все сильнее ощущался внутренний кризис, вызванный противоречиями между поставленными изначально целями и достигнутым результатом. Единства действовавших в Колумбии различных партизанских групп достичь так и не удалось, потому что несмотря на схожесть декларативной части, методы и цели различных организаций были достаточно разными и каждая считалая себя самодостаточным революционным авангардом.

По словам одного знакомого, прошедшего через М-19 с момента его основания до штурма Ярумалеса и последующих событий: «Все что мы делали – было не для нас, а для народа, так как мы это понимали. Мы чувствовали, что выполняем свой гражданский долг. Но мы видели, что большая часть наших действий не достигает цели, что в этой войне наши пули убивают солдат и полицейских, которые тоже дети народа, который мы обязались защищать. А истинные виновники войны и голода, те, против кого мы подняли оружие, оказываются почти неуязвимы. Они или живут за границей или научились слишком хорошо прикрываться другими. Наша война вызывала репрессии против гражданского населения, которое нас поддерживало и это нередко тоже вызывало у нас чувство вины и противоречия. С каждым годом становилось все более ясно, что эту войну необходимо заканчивать и главный вопрос был в том, на каких условиях мы можем позволить себе это сделать. Нам было необходимо добиться открытия в Колумбии новых демократических пространств участия народа и с народом. Мы всегда стремились стать легальной политической силой, чтобы бороться за наши идеалы мирным путем и весь вооруженный этап был нужен для того, чтобы добиться такой возможности».

В октябре 1989 г в условиях подполья проходит Национальная конференция М-19 и 227 голосами из 230 депутаты принимают решение сложить оружие и стать легальной политической организацией. Правительство берет на себя встречные гарантии по обеспечению безопасности разоружившихся партизан и обязуется утрведить законодательные поправки в пользу расширения демократических свобод и гражданских прав в стране.

На втором повтороном голосовании Национальный конгресс не ратифицирует обещанные правительством реформы, тем не менее М-19 заявляет о готовности выполнить свои обязательсва перед страной и 8 марта 1990 года, на центральной площади деревушки Санто-Доминго в долине реки Каука, в присутствии международных гарантов, сотни партизан складывают оружие и заявляют о создании политического движения Демократический Альянс М-19.



В этом же году должны были состояться президентские выборы и 39-летний командир М-19 Карлос Писарро становится кандидатом в президенты. Он пользуется огромной популярностью в стране и согласно большинству опросов у него наиболее высокий шанс выиграть выборы. 26 апреля, того же 1990 г. в строго охраняемый властями аэропорт Боготы входят вооруженные убийцы, без проблем садятся на рейс в Барранкилью и в полете в упор расстреливают Карлоса Писарро и успешно скрываются от правосудия после посадки. Разумеется, по сегодняшний день.

В стране начинается настоящая охота на разоружившихся участников М-19. Ее возглавляют ультраправые боевики – «парамилитарес» и наркомафия – близкие партнеры руководства вооруженных сил. В течение нескольких лет убиты и «пропадают без вести» около ста наиболее известных и опытных представителей движения.

К чему был этот такой длинный экскурс в историю? К тому, что сейчас мы с Лусианой выезжаем из Боготы в столицу провинции Толима город Ибаге, где живет ее лучший друг, бывший партизан из М-19.

Чтобы войти в здание колумбийского автовокзала, необходимо пройти через детектор металлов и иногда проверку документов. Мы выбираем то, что выезжает скорее – странный гибрид между такси и «бусетой», больше всего напоминающий мне транспорт ритуальных служб.

Дорога оказывается весьма красива и благодаря обилию холмов и открывающихся за ними долин, напоминает мне путь из Сантьяго в Вальпараисо. Правда, с той существенной разницей, что скорость общественного транспорта ограничена здесь в отличие от Чили не 100, а 60 км в час и это заметно увеличивает расстояния. Поскольку колумбийский организм Лусианы порочно зависим от кофе, настолько что если в течение двух часов туда не поступает доза кофе, ее мозг засыпает, болтать оказывается не с кем и смотрю в окно.

«Чилийский» пейзаж начинает постепенно меняться, мы спускаемся и видно все больше экзотической роститльности – вместо сосен и эвкалиптов – бананы, пальмы и другие вторичные субтропические признаки.



Время от времени видны биг-борды с нелюбезными раскрашенными лицами солдат на тропе войны и институционными надписями наподобие: «Да ниспошлет Господь победу нашей славной армии». Это несколько противоречиво, поскольку официально правительство Колумбии не признает наличия в стране вооруженного конфликта. Официально есть только «угроза терроризма», что позволяет получать из союзных Штатов щедрое финансирование проводимых круглосуточно военных операций в войне, которой «нет».

Неожиданно у меня появляется собеседник. Едущий возле меня один примерно 10-летний мальчик угощает меня... нет, не муравьями, а картофельными чипсами, и начинает рассказывать о своей жизни. Поскольку я никогда не был колумбийским ребенком, понятно мне далеко не всё, и поэтому я тоже начинаю дружелюбно мычать, улыбаться, подмигивать и нечленораздельно поддерживать беседу, чтобы ему было непонятно, что мне непонятно.

Интересным и удивительным мне показалось другое – не знаю точно как сейчас в России и Украине, но в Чили детей учат не доверять, бояться и не разговаривать с незнакомыми взрослыми. Я помню, что еще в старые перестроечные времена, в соседней Польше протянуть в электричке попутчику вареное яйцо или бутерброд выглядело чуть ли не символом азиатчины или дурного тона. В Колумбии – стране, где у людей есть, казалось бы, больше чем у кого бы то ни было, опасаться ближнего, отношения часто оказываются куда проще и здоровее, чем в безопасных и «благоразумных» странах.